Дерзновение к славе. Марсий и Аполлон
Точно не известно, чьим сыном был Марсий. Возможно, он был потомком Олимпа - полулегендарного древнегреческого авлета, возможно, Эагра, или же Гиагниса - живого музыканта во плоти, олицетворявшего начало эллинской музыкальной истории. Но, как это ни странно, конкретные данные, по которым можно было бы делать какие-либо предположения о художественной деятельности Марсия, полностью отсутствуют. Сообщается лишь, что он, якобы, изобрел форбею, которая, как указывалось, могла иметь различное назначение и, среди прочего, уменьшать или вовсе устранять искажение лица авлета при игре.
Эвфорион, служивший библиотекарем в Антиохии, в своей книге «О музыкантах» утверждал, что сирингу, состоящую из серии трубок, скрепленных воском, изобрел Марсий. Остальные же свидетельства сконцентрированы в знаменитом мифе. Начало ему положила Афина, которая, попробовав играть на авлосе, случайно посмотрела в ручей и, увидев свое искаженное лицо, с омерзением отбросила инструмент. В гневе она предрекла многие несчастья тому, кто подымет авлос и будет на нем играть. Так сильна была ненависть богини к инструменту, из-за которого на мгновение было обезображено ее прекрасное лицо.
Сатир Марсий, гуляя по полям и лесам родной Фригии, наткнулся на выброшенный Афиной авлос и, одолеваемый любопытством, взял его в руки, приложил к устам и начал вдувать воздух в инструмент. Раздались замечательные звуки. Если предположить, что Марсий получил вместе с генами своего отца выдающиеся музыкальные данные, то звучание авлоса могло быть более красивым, чем у воительницы Афины.
Изменения внешности Марсия мало заботили. Он и без того не отличался привлекательностью, был типичным сатиром. Апулей описывает его так: «...смотрит диким зверем, свирепый, косматый, борода в грязи, весь оброс шерстью и щетиной». Так что игра на авлосе не добавила к его облику ничего более безобразного.
Марсий не только стал издавать на авлосе замечательные звуки, но и непрестанно упражняясь, блестяще овладел инструментом, причем его мастерство сделалось таким высоким, что он даже рискнул помериться силами с самим Аполлоном. И вот тогда-то осуществилось роковое предсказание Афины.
Аполлон был взбешен, когда узнал, что никому не известный сатир Марсий решил состязаться с ним — с лучшим музыкантом мира. Наглость этого Марсия не имеет пределов. Особенно возмущало Аполлона то, что Марсий вздумал во время соревнования играть не на благородной кифаре, а на низменном и грубом авлосе, пригодном только для сопровождения непристойных танцев и бесстыдных песен распущенной компании Диониса. Кроме того, обычай требует, чтобы выступления музыкантов оценивались по одним и тем же критериям. Только в таком случае можно выявить лучшего. Но каким образом будут применимы одинаковые критерии к музыкантам, играющим на разных инструментах? Исполнитель на лире должен обладать одними качествами, а авлет — другими. Возможно Марсий хотел, чтобы был сопоставлен художественный уровень исполняемых произведений? Но неужели он посмел усомниться в гениальном, непревзойдённом творчестве Аполлона?
Аполлон все же решил готовиться к состязанию. Но, как и во всяком конкурсе, необходимо было жюри, которое вынесло бы свое беспристрастное решение. Конечно, конкурс должны судить Музы. Никто лучше чем они не разбирается в творчестве. Их слово будет самым убедительным. Однако не появится ли у кого-нибудь мысль о том, что Музы провозгласили победу Аполлона по той причине, что они вместе живут на Олимпе? Необходимо ввести в жюри кого-нибудь из соотечественников этого Марсия. Если решение муз подтвердит еще и земляк Марсия, то тогда уж никакие пересуды невозможны. Этим земляком оказался фригийский царь Мидас.
В назначенный день собралось жюри и бесчисленное множество слушателей. Состязание продолжалось недолго. После того, как каждый из конкурсантов сыграл, Музам сразу же стало ясно превосходство Аполлона. Когда играл Аполлон, Музы слушали приятные им звуки лиры, которые они хорошо знали, чувствовали и понимали. Когда же зазвучал авлос, Музы в одно мгновение оказались в каком-то непонятном для них хаосе звуков. Да и сам звук авлоса был груб и резок для их утончённого слуха. Для Муз не было никакого сомнения в том, что отдавая пальму первенства Аполлону, они, тем самым, утверждают победу высокого искусства. Марсий был осмеян, а Аполлон прославлен.
Однако вдруг попросил слова фригийский царь Мидас. Он сказал, что ему больше понравилась игра и музыка Марсия, а не Аполлона. Наступила неловкая пауза. Но слова Мидаса не могли повлиять на впечатление Муз от состоявшегося конкурса, и тем более невозможно было изменить их решение. Аполлон в отместку за столь дерзкое высказывание наградил Мидаса ослиными ушами. Пусть они красуются у него на голове и пусть все знают, что он столько же понимает в музыке, сколько и любой осел.
И все произошло только из-за того, что он высказал свое мнение о понравившемся ему исполнении и музыке Марсия. И дело абсолютно не в том, что Марсий его земляк. Просто он играл ту музыку, которую Мидас слышал с детства. И уж кому, как не Мидасу, воспитанному на этой музыке, знать — хорошо или плохо играл Марсий.
Но все же Мидас пострадал не так сильно, как сам Марсий. Побежденный музыкант был приговорен Аполлоном к страшной смерти: с него живого должны были содрать кожу за то, что он осмелился тягаться в искусстве с богом. Аполлон хотел не только покарать строптивого авлета, но и продемонстрировать всем, какая участь ожидает того, кто когда-нибудь захочет последовать примеру Марсия и вновь попытается оспаривать художественное первенство бога искусства Аполлона.
Последний раз сыграл в своей жизни великий фригийский музыкант. Больше ему не понадобится его авлос, и он уже не будет воплощать на нем всевозможные человеческие переживания—от скорби до неудержимой радости. Все это позади, как и сама жизнь.
Легенда повествует, что Марсий был казнен, а его кожа развешена на сосне, где она находилась очень долгое время. Говорили, что кожа начинала вибрировать под фригийские напевы.
На родине Марсия его память была увековечена. Вблизи Фригийского города Келен именем Марсия была названа река, которая несла свои воды в Меандр.
